Мосты этого города из туманных снов и зыбкой, не успевшей поверить в самое себя яви были тем местом, где Шурф мог стоять до бесконечности. Протянув руки перед собой, раскрытыми ладонями вверх - так ловят мелкие, редкие капли дождя, проверяя морось на твёрдость намерений. Здесь не существовало Макса, Джуффина, Тайного Сыска, Хельны, Ехо, Ордена Семилистника. Не было, по большому счёту, даже и самого Шурфа. Вместо него - нечто бесконечно свободное, бесконечно самодостаточное и бесконечно умиротворённое. Как будто ему уже никогда и никуда не потребуется идти. Здесь, на перекрёстке историй и судеб, свершившегося и предполагаемого, надежд и уверенности, грусти и восхищения, не существовало и не могло существовать такой величины, как "сэр Шурф Лонли-Локли". Равно как и "Безумного Рыбника", и любой из десятков его масок, калейдоскопом сменявших одна другую. Но зато был он сам. Настоящий. Доподлинный. Никогда не рождавшийся, наконец-то угодивший, куда следует. Свидание с самим собой. Раствориться в безвременном межпространстве. Очнуться от стольких лет сна. Прозреть. Он впитает в себя и отдаст сторицей обратно все странные "подарки" Города.
Свежесть. Такова свежесть снега в первое мгновение после того, как выпал, потом - уже не то. Такова чистота нового листа, от которого с трепетом отступило, побоявшись осквернить, перо. Таков первый рассветный луч нежного весеннего солнца, коснувшийся щёк. Таков прощальный поцелуй последних тёплых дней осени.
Такова настоящая жизнь, без примеси фальши, жизнь, которой глупо и смешно выдумывать смыслы. Она просто есть. Вот, потрогать можно. И будет всегда. Что бы ни произошло, секунды, проведённые им на мосту, изящном, лёгком, резном, золотисто-сияющем, будут длиться вечно. Прежде, чем возник первый вздох, и после того, как закатится последняя звезда.
Ветер треплет тёмные волосы. И кажется, будто ему не исполнилось и ста, совсем юный и глупый. Вот-вот взлетит, таким стал невесомым и одиноким. Но нет. Шурф никуда не хочет, ему и здесь вполне хорошо.
Да и куда идти, если небо такое бескрайнее и бездонное, словно самый великий из оееанов, словно неизречённое знание всего обо всех - и ничего ни о ком, ибо это, по сути, одно и то же, во всяком случае - для этого простора. И он - наедине с наиболее грандиозной тайной, которую когда-либо имел честь видеть.
Истина - на то и Истина, что должна оставаться недоступным разуму, недостижимо далёким идеалом, образцом для подражания. А тут всё источало её неповторимый аромат.