Да. Разумеется. Конечно же. Он не сможет провести время с большей пользой, чем работая во благо людей, до которых ему не было практически никакого дела… Вы ведь догадались, что это – чёрная ирония?
Самое печальное, что он понимал, что действительно способен более-менее прилично справиться с поставленной перед ним задачей. А Чиффа понимал, что его ученик это понимает.
В сущности, Шурф догадывался, что это произойдёт. Очень хорошо понимал, каждая клеточка организма отлично сознавала грядущую невесёлую перспективу, однако, ничего поделать уже было нельзя. Джуффину надоело вести эту игру, и он пустил в ход тяжёлую артиллерию. Пригласил леди Сотофу, и они взялись за него вместе. А отказывать в чём бы то ни было госпоже Ханемер, величайшей из всех ныне живущих ведьм со внешностью доброй любящей бабушки и двумя Тенями в запасе, Лонли-Локли так и не научился.
Однако, был ещё кое-кто, кого подобная перспектива также, мягко говоря, не вдохновит. Не было ни дня, когда он бы обманывал Хельну, но сообщить ей о таком… Тут потребуется недюжинное мужество и железная выдержка, иначе без конфликта не обойдётся. Даже такая милая, мягкая, ласковая женщина, как его жена, иногда умела выходить из себя – как и любой человек.
Дверь у сэра Лонли-Локли за спиной тихо затворилась. Беззвучно вздохнув, он дошёл до гостиной. Некоторое время молча смотрел на жену, потом взгляд с напускным равнодушием прошёлся по стенам. Всё-таки страшные вещи творит простая привычка. Переехать в совершенно чуждую обстановку, заниматься тем, что ему вообще на кой не сдалось, думать о других, на которых ему всегда было плевать – вот уж точно чудный подарочек сделали ему двое корифеев.
И какого чёрта – как выразился бы сэр Макс, - Шурф обязан подчиняться этому? Он, в конце-концов, свободный и взрослый человек, а не шиншийский раб. Почему позволяет распоряжаться своей жизнью? Почему? Да очень просто. Эта самая жизнь всё ещё не была "выкуплена" из загребущих лап Кеттарийского Охотника.
-Хельна, я должен кое-что сообщить тебе… - договорить он сразу не смог, поэтому вдохнул и выдохнул по системе дыхательной гимнастики, что, конечно, помогло, незначительно, но всё же, - По результатам отбора, осуществлённого сэром Джуффином Халли, я с завтрашнего дня должен отправиться в Иафах в качестве временно исполняющего обязанности Великого Магистра. К сожалению, период, в который это станет моим основным долгом, целиком составляет три дюжины лет. И на данное время я буду вынужден покинуть этот дом. Помимо этого, я пока не могу с точностью сказать, что будет после. Поэтому, Хельна, ты вправе считать себя свободной от всех обязательств передо мной.
Вот. Всё прозвучало. Слова нависли над головами дамокловым мечом. Но взять их назад Шурф, увы, не мог. Он и сам выглядел как гордый и сильный духом человек, осуждённый на смертную казнь через подлое и низменное повешение и только-только узнавший об этой неописуемо восхитительной новости.

В восприятии Шурфа Хельна полыхала яркими сполохами багрового, лилового, оранжевого пламени праведного гнева. Кажется, при нём она ни единого раза не выходила из себя так. Да и вообще почти никогда не сердилась. И её слова… Шурф, конечно, понимал, что она имеет право на то, чтобы рассердиться, однако, некоторые упрёки были несправедливыми.
Аккуратно, осторожно, не желая вызвать выплеск бури эмоций, положив обе ладони на плечи женщины, он проговорил:
-Как ты можешь такое говорить, конечно, это не так. Но я сейчас абсолютно ничего не могу гарантировать, не только своего возвращения и того, что останусь хоть сколько-нибудь прежним, но и как пойдёт работа. Я даже не могу сказать, сможем ли мы хоть изредка видеться. И вообще пока что ничего не знаю, а мои планы могут пойти вразрез с условиями действительности.
Сам Шурф по-прежнему оставался спокойным и рассудительным. Одно его кажущееся слепым покорство могло вызвать у леди Хельны возмущение, ведь ей не привелось увидеть, как жарко Шурф пытался возражать сэру Халли. Однако, тот вёл себя так, будто был уверен в итоговом согласии Лонли-Локли. Ну, а теперь-то зачем продолжать досадовать, раз борьба проиграна – остаётся лишь смириться. Кстати говоря – некоторые текущие проблемы Ордена привлекали его поразмыслить над ними, поискать удачный выход, и плевать, что над некоторыми бились очень долго и так и не сообразили, как лучше к этому подступаться. Но не приковывать же себя к рабочему месту?! Он что, там захорониться, как в склепе, на эти тридцать шесть лет должен?!
-Я ведь давал тебе соответствующие обещания и клятвы. В этот период ни одну из них исполнить я не смогу. Мне сейчас трудно предугадать, как всё сложится. Хотя, конечно, всё, что я имею, в любом случае достанется тебе, об этом я давно позаботился... Но сам я оставаться с тобой рядом не смогу. Не говоря о том, что все, вступившие в Орден, по своей ли воле или вынужденно, официально считаются разведёнными. И я вовсе не уверен, что мне позволят отменить этот закон – возможно, это будет считаться превышением полномочий. Иначе говоря, по истечению указанного мной срока нам придётся повторить свадебный обряд. Если, конечно, мы оба благополучно доживём до того дня.
Кстати говоря – судя по тому, как сверкали глаза жены, сэр Шурф изрядно сомневался, что встретит живым хотя бы следующее утро.

При виде такой Хельны сэр Лойсо Пондохва мог бы от зависти пойти и утопиться в Хуроне, как та дохлая ворона, стихотворение о которой так его впечатлило в давние времена – никаких лавров ему, бедолаге, больше не светило бы… Шурф уж на что был человек опытный и бывалый, видавший такие виды, от которых иных бы удар хватил, и ставивший над собой эксперименты, менее крепкий организм способные свести в могилу, а тут его проняло так, что он действительно заткнулся. И вот, вдобавок ко всему, женщина, которую он до сих пор искренне и нежно любил, сидит на полу и горько рыдает, а каждая её слеза жжёт его, будто упавшая на кожу капля раскалённого золота. Ссоры, истерики, скандалы, вспышки ярости терзали его по-живому, ведь он мог видеть и чувствовать больше, чем большинство людей. Это была даже не эмпатия, а нечто куда более сильное.
«А ты как полагал, идиот?! Она тебя всё ещё любит, если ты не заметил…» - саркастичный внутренний голос щадить хозяина даже и не собирался. Ну да. Он до сих пор воспринимал её чувства к нему как некое чудо – вечно спрашивал себя, достаточно ли заботится о ней, не задел ли чем-нибудь, а, может быть, ей недостаёт внимания, или, например, чувства юмора – не то чтобы Шурф был совсем им обделён, но предпочитал не пользоваться, не изучив до конца, как функционирует этот загадочный механизм.
И – нет. Шурф Лонли-Локли не был бы собой, если бы так и оставил Хельну в таком состоянии. Он поднял её с пола, на котором та сидела, будто сломанная, изувеченная, более не нужная кукловоду, опустошённая марионетка. Прижал к себе, гладя по волосам.
-Тихо… Тихо, моя хорошая… Не нужно так… Ты нужна мне, слышишь? Тот, кто хочет, ищет способы, кто не хочет – отговорки, ты же знаешь. Так вот – я хочу. И я продам этот грешный Иафах халифу Нубуйлибуни цуан Афие, если он послужит хотя бы косвенной причиной малейшего твоего несчастья…
Шурф и сам никогда и никому не отдал бы свою леди – разве что по её собственному жгучему желанию. Он очень явственно запомнил свои шок и потрясение, когда видел её тело, превращавшееся в светлую, сладковато пахнувшую жидкость, понимая, что это значит, и не собираясь смиряться с фактом, перед которым его поставили. Ещё чего. И плевал он на мнение Кофы, который, кажется, счёл его сумасшедшим, да и джуффиново заодно. Пусть думают что пожелают. Разве что Максу попытался втолковать – и то потому лишь, что не выносил неверных трактовок собственного поведения, а тот вдобавок довольно настойчиво интересовался данной темой – будто ничего важнее нет. Много они понимают, как же… Ну, а кто виноват, что он мало кому докладывается о собственных мотивах, и то – только если те касаются не только его одного? Кто виноват, что так замкнулся от всех, что лишь считанные единицы видели его настоящим, и то на такое краткое время, что иногда наверняка вопрошали себя – было ли? Не привиделось ли в дымке бледной грёзы поутру?
А в Иафахе её будут внимательно и придирчиво изучать. Особенно все те, кто сам претендовал на место Великого Магистра. Прикидывая, а не удастся ли использовать эту красотку в качестве рычага воздействия… На некоторых ведь этот приём удаётся. Правда, Лонли-Локли – не из тех, кто позволит с собой шуточки шутить. Если кто притронется к Хельне против её воли – может считать, что эта рука у него лишняя. Между прочим, специалист по откусыванию чужих конечностей, Безумный Рыбник, отнюдь никуда не делся. Хотя, конечно, давать ему волю Шурф абсолютно не собирался. Но ведь бывают моменты, когда оправдано абсолютно всё. Он не хотел, чтобы таковые наступили – для Хельны то, о чём он подумал, было бы огромным потрясением, даже большим, чем та треклятая болезнь, которая, в конце-то концов, не успела по-настоящему её затронуть.
-Ты ведь понимаешь, что тебе там появляться может быть опасно? Нам придётся соблюдать высшую меру осторожности… - предупредил Шурф.

Вытирать её слёзы подушечками пальцев. Потому что любимая не должна плакать. Только не в его присутствии... Да, впрочем, и вообще.
-Ну, конечно. Постараюсь.
Когда Хельна оказывалась настолько близко – удерживать себя в руках становилось во многие разы сложнее – но для чего? Разве она не его любимая женщина, неважно, супруга или нет? Забывшись до головокружения, в каком-то дерзком вызове всему Миру, оставив этот последний вечер только для себя и Хельны, несуществующий для Безмолвной Речи, сэр Шурф больше не говорил ничего. Он утратил себя, хотя, нет, напротив – нашёл куда больше, чем было, когда только пришёл домой. Нашёл, целуя её губы, чувствуя всем телом её близость – и, чёрт побери, больше никого никогда и не существовало, только они двое. Какой там Чиффа, кто таков сэр Макс? Ему эти имена, прозвучи они сейчас, абсолютно ни о чём бы не сказали, и, чуть нахмурившись, он бы с искренним недоумением вспоминал, а действительно ли знает этих людей? И какая польза от этих знакомств, даже если так… Нет, то не был приступ амнезии, просто всё, не относящееся к Хельне, в эти мгновения казалось ненужным, но занимающим жизненно необходимое пространство мусором… Ну да, безусловно - возможно, с ними стрясётся всё, что угодно, уже завтра, однако, эти минуты принадлежали только им одним. Следующее касание его губ, уже почти требовательное, досталось левой щеке леди, оттуда – последовал ещё одно, ложбинки под ухом – и длилось немного дольше, чем предыдущие. Оттуда – начал спускаться по шее женщины, на каждый сантиметр отводя по цельному поцелую. Она – тёплая, доподлинная, такая привычная и, вместе с тем, всякий раз заново влекущая к себе, как в самый первый раз, и остатки бешеной волны эмоций всё ещё трепещут в ней, теперь уже не заставляя содрогаться, а, напротив, привлекая. Тонкая ткань ничуть не мешает чувствовать её вожделенное, как капля росы - умирающему от жажды, как дуновение ветерка - задыхающемуся в обвале, тело. Воспринимать её так - всю целиком, как единое целое, и плотское не разорвать с духовным, а инстинкты - с возвышенным, любовью, нежностью и верностью... Получить, всё сразу и не откладывая... Одежда мешает, путает пальцы в своих складках, она явно лишняя. Ну да, они на диване, а не в спальне, но не им ли решать, чем и где заниматься в собственном доме? Некоторые это делают в бассейнах для омовения… Но, на всякий случай, Шурф запечатал дверь единственным вскользь брошенным взглядом. Он мог и вовсе ту со стеной слить, но им самим потом придётся как-то выходить, не новый же проход проламывать.

Когда наступает момент, в который становится безразлично, где заканчивается твоё горящее, пульсирующее распалённой жизнью тело и начинается тело твоего любимого человека… Когда ты вообще перестаёшь отделять его от себя… Когда ты задыхаешься, но задыхаешься сладко и приятно, и даже не хочешь, чтобы это прекращалось…  Когда люди становятся друг для друга непознанными странами, полными восточного волшебства и неги, источников вечной жизни и роскошных сокровищ… Когда готов полностью и безоглядно утонуть в аромате нежности чьей-то кожи и мягкости волос, в блеске глаз и почти бессвязном, едва понятном даже тебе самому, но восхитительном в своей предельной искренности шёпоте, срывающемся с твоих же собственных губ… Что ещё может иметь хоть какое-то значение?
Обязательства приходят и уходят. Дела, которые во что бы то ни стало нужно выполнить, возникают всегда и у всех. Тщетно думать, что когда-нибудь от них освободишься, станет легче, и вот тогда-то… Никогда нельзя забывать о том, что ты – человек. Пока что. Всё ещё. Со всеми его естественными потребностями, а не просто придаток к своему рабочему месту. Поэтому жизнь не должно откладывать на потом. Успеется отрешиться от Мира, вроде тактики, выбранной сэром Мабой Калохом, что там, до неё даже сэр Халли пока не успел дорасти. Успеется забыть о тех маленьких радостях, из которых состоит нормальное бытие смертных созданий. Стремиться погрузиться в высшую мудрость как можно скорее – значит, не приблизиться к таковой вообще никогда.
Но, грешные Магистры, Шурф об этом сейчас не думал. Он вообще не мог размышлять ни о чём. Только о Хельне – и то тело всё делало почти само. А остальное было ему до такой степени безразлично, что, провались весь Мир Стержня целиком в тартарары – его бы это нисколько не тронуло, при условии, что проблема бы никак не касалась их с Хельной.
Она и он? Нет, совсем не так. Всё наоборот. Это даже не "мы", куда более близкая и долговечная связь. Любое "мы" способно распасться – сегодня, завтра, через год. Здесь же не могло возникнуть сомнений – как бы далеко они ни оказались, как бы долга ни была разлука, разорвать эти узы сможет только смерть… Да справится ли и она?
То, чего не сумеет преодолеть ни одно из одиночеств. То, без чего не сможет полноценно развиться ни одна личность. Необходимость хотя бы изредка иметь рядом кого-нибудь. Хотя бы просто для того, чтобы понимать – всё неправда, ты ошибаешься, ты не являешься единственным живым существом во Вселенной. Что бы ты ни внушал сам себе, во имя самоутешения и стимулируя себя на то, чтобы решать любые возможные проблемы исключительно самостоятельно, не впутывая посторонних. Да, ты сможешь. Ты справишься с чем угодно. Но ты не хочешь, чтобы твои представления оказались истиной. Ты не хочешь остаться наедине с собой навсегда, твёрдо зная, что никто и никогда не появится.
А Хельна уже появилась. И, в эти минуты, Шурф не нуждался более ни в чём и ни в ком. Потому что, на самом-то деле, по-настоящему взаимодействовать с кем-то в идеале можно только наедине. Во всяком случае – как минимум, один на один. О чём бы ни шла речь – о дружеском общении ни о чём, о взаимопомощи, об обучении или о любви. И хороший учитель, как и хороший лидер, не ко всем станет обращаться, но к каждому, даже если выступает перед огромной толпой.

Он отпустит её? Нет, конечно, некоторым девушкам это необходимо как воздух, как вода и как солнечный свет. Они не способны существовать в условиях неволи. Им становится тесно и тоскливо в клетке из ограничений и условностей. Такой была, например, леди Меламори. Однако, таким девушкам обычно достаётся такой же лихой ветер, как и они сами, вроде сэра Макса, который просто не способен надоесть, поскольку и отпустит на другой конец Мира и сам может в любое утро случайно заброситься в такую даль, что и с собаками не отыщешь – пока сам не решит вернуться.
А Хельна была совсем иной. Не тигрицей, скользящей в лесном полумраке сквозь шелестящую зелень, под пологом сплетавшихся друг с другом ветвей, а уютным домашним котёнком, который сворачивается в клубок в кресле у очага и, преданно мерцая широко распахнутыми доверчивыми зелёными глазами, ожидает возвращения хозяина. Котятам нужно внимание и ласка, им нужны улыбка и заботливый голос, внимательные, способные оградить от любого неудобства руки. У котят есть коготки и зубки, они будут отстаивать своё до последней капли крови, если придётся, однако, сами по себе для борьбы не созданы. Их нужно беречь и защищать.
Куда отпускать? Зачем? Ему не хотелось проверять, выживет ли котёнок, лишённый любви и тепла, или одичает и ожесточится, потому что не хотел причинять Хельне боль и заставлять так менять себя.
Наверно, ни с кем и никогда ему не было так хорошо и спокойно. С ощущением, что всё идёт так, как и должно, правильно, гармонично, идеально. Не вообще, а конкретно для него.
-Я вернусь. Я всегда буду возвращаться, - отлично сознавая, сколько на себя берёт подобных заявлением, помня о любимом изречении сэра Халли в том духе, что-де любые планы человека на будущее надёжностью не отличаются, и никто никому не вправе дать никаких гарантий,  Шурф, тем не менее, сам себе поклялся во что бы то ни стало и любым способом сдержать своё слово перед женой. Зарок для того и необходим, чтобы человек стремился к нему, преодолевая любые препятствия, - Ты не останешься одна, - «Ты – первая и последняя женщина, которую я смог полюбить. Единственная по-настоящему моя женщина. Спасибо тебе, что ты есть в моей жизни. Спасибо, потому что я был готов превратить её в вечное одиночество…» - разве не просто – не привязываться, не отдавать никому своё сердце, просто проводить ночь и забывать наутро? Потому что допускать ближе – значит, отдавать себя, самое хрупкое и легкоповреждаемое в себе, на откуп случаю, порой даже на растерзание. Что было бы, если бы Шурф так никогда и не смог понять, что такое любовь? Он даже по-дружески доверял в своей жизни лишь считанным единицам, и всякий раз этот процесс проходил для него не так уж легко… С Максом он сблизился по-настоящему лишь после того, как тот познакомился с Безумным Рыбником и избавил его от Кибы Аццаха. А истинное значение Тотохатты для себя Шурф понял, пожалуй, лишь после его смерти. И не нужно говорить, что лучше поздно, чем никогда. Правда, не нужно, пока не поймёте, о чём столь высокомерно, с видом знатоков, ведёте речь.