Его домашняя скаба была такой же белой, как лоохи Истины, и, по виду, такой же консервативно-старомодной. Казалось, даже обычное беглое прикосновение кончиком пальца оставит на ней след. Непрактично в бытовых условиях, разумеется, но при взгляде на него просто не представлялось возможным допустить, что он испачкает эту безукоризненную чистоту. Скорее, грязь убоится и ретируется восвояси, почуяв приближение Лонли-Локли за километр. И правильно сделает. Потому что с помешанным на идеальном порядке человеком шутки плохи. Особенно когда им овладевает мания приводить всё вокруг в безукоризненный вид, в его понимании, разумеется – начиная от расстановки книг на полках и кончая каждой малейшей пылинкой или едва видимой невооружённому глазу царапинкой. И одолеть его в этом не представлялось возможным.
Слушая Хельну, Шурф ощущал, что снова готов улыбнуться. Улыбнуться – и развеять все её беспокойства. Всё будет так, как она пожелает. Он был консерватором, и, если уж собирался связать с кем-то свою дальнейшую жизнь, то продумает всё в доскональности, до столь скрупулёзных мелочей, которые не каждому и в голову-то придут. А, если у них впереди полным-полно времени, куда и зачем спешить? Поэтому просто молча кивнул – в очередной раз.
Приготовить постель для двоих было недолго, как раз уложился к возвращению Хельны. Уже занял свою часть и, лёжа на спине, сверлил взглядом потолок, положив руки на одеяло и позволив им покоиться вдоль туловища. Без светящихся когтей Перчаток Смерти те выглядели совершенно не опасными.
-Рано. Но ты ещё успеешь отдохнуть, - о себе Шурф, способный, в принципе, по несколько суток обходиться без сна, вовсе не говорил, - Хорошей ночи, моя девочка, - можно ли относиться к любимой девушке как к ребёнку? О, разумеется, ещё как. Во всяком случае, именно к этой категории мужчин стоило отнести Шурфа. Он будет заботиться о Хельне и радовать её, удовлетворяя желания. Она - как дитя, которое так и хочется ласкать и баловать.